Кто написал "донос Солженицына"? Операция "Паук"

Кто написал "донос Солженицына"? Операция "Паук"
Анатолий Лемыш

Памяти Солженицына. (Старый лев и стая шакалов-2)


Главным аргументом обвинителей Александра Исаевича Солженицына в стукачестве является «доноса», который якобы «Ветров» (сексотовская кликуха Солженицына) написал в Экибастузском лагере. В этой статье я прослеживаю происхождение этого "компромата" и показываю, что он сфабрикован в КГБ в ходе операции "Паук", согласованной с Политбюро ЦК КПСС.

Анатолий Лемыш

Так был ли Солженицын стукачом? Опыт интернет-расследования

Можно ли провести полное следствие спустя полвека, сидя дома за компьютером? Вне всякого сомнения, нет! НО! Можно оценить доказательства вины обвиняемого, представленные, так сказать, на суд.

В марте-апреле 2003 года в России и Украине появился ворох публикаций об Александре Солженицыне с кричащими заголовками: «Пророк – стукач». Они многократно размножились в интернете. Тогда же я сделал попытку разобраться, где в них правда, а где – дезинформация или бездумное повторение грязи, вброшенной в СМИ. Так появилась статья «Старый лев и стая шакалов», опубликованная в малоизвестном киевском издании. После смерти А.И. я, в ответ на грубые нападки некоторых персон на ушедшего писателя, поместил эту статью на Стихире. Поместил, не изменив ни единого слова, поскольку за прошедшие 5 лет ни одно дополнительное свидетельство о «стукачестве» А.И. так и не появилось. Однако теперь, спустя несколько месяцев после смерти Солженицына, мне хотелось бы выстроить ту, давнюю статью несколько иначе, опустив несущественные детали и добавив ряд материалов. За прошедшие годы мне довелось перелопатить массу документов, и принципиальные моменты этой истории стали видеться с большей точностью и глубиной.

1. ПРЕЖДЕ ВСЕГО - ТРИ ОТСТУПЛЕНИЯ.

Во-первых, признаюсь, у меня сложное отношение к великому, без всяких кавычек, Александру Исаевичу. Помню восторг перед "Одним днем Ивана Денисовича", помню, как втайне переснимал и перепечатывал в начале 70-х "В круге первом", "Раковый корпус". Как вдохновлялся его могучей волей, энергией, силой противостояния необоримой, казалось, машине СССР. Однако впоследствии ряд публикаций А.И. поубавили мой восторг. Некоторые философские и исторические построения принять не мог. "Красное колесо" так и не одолел. "Два века вместе" оставили ощущение тягостного недоумения. Впрочем, все сомнения и разногласия с А.И. - никак не повод считать человека стукачом.

Во-вторых, давайте оставим за пределами данной статьи оценку литературного наследия А. И. - это отдельная громадная тема. Споры о том, насколько точны цифры жертв ГУЛага и насколько "читабельно" "Красное колесо" тоже можно обсудить в другом месте.

И в-третьих: невозможно точно, достоверно и раз навсегда ответить на вопрос, был стукачом Солженицын или нет, не имея доступа в архивы ГУЛАГа, МГБ, КГБ, КПСС, не собирая самому письменных свидетельств очевидцев. Можно ли провести полновесное следствие спустя полвека, сидя дома за компьютером? Вне всякого сомнения, нет!

НО! Можно оценить доказательства вины обвиняемого, представленные, так сказать, на суд. Ну-ка, что там утверждает противник? Нечто весомое или на уровне агентства ОБС - “Одна бабка сказала”? Так что давайте вынесем за скобки и личность, и творчество А.И., и даже свое собственное отношение к этой фигуре. Давайте оставим в стороне обвинения А.И. в монархизме, антисемитизме, подлости, старческом маразме и чего там еще можно сегодня о нем прочитать. Наша цель – попытаться установить: есть ли безусловные доказательства, что Солженицын был стукачом? Нам понадобится всего ничего: умение читать и немного логики.

2. ИНТЕРНЕТ В РОЛИ КАНАЛИЗАЦИИ

Если задать в поисковике Гугл слова "Солженицын стукач", он выдаст 5400 сайтов! (в 2003 году, кстати, их было всего 340). Это ж сколько русского, украинского и прочего народу надо было заложить автору “Архипелага”, чтобы так наследить своим стукачеством! Каких только уничижительных слов о нем вы не встретите в интернете (не везде, а именно в связке «стукач» и «Солженицын»)! Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что все подобные сайты подряд списывают, как первоклашки, друг у друга, не заботясь о малейшем анализе текста. Если побегать с сайта на сайт, сверяя тексты и даты, можно вычислить, что в основе подавляющего большинства текстов лежит статья Игоря Климова в газете "Наш Брянск" (ИА «Город 24») , которая была опубликована в номере за 19 марта 2003 года: Этот же текст был выложен и на

Впрочем, и у Климова есть предшественник. Это писатель Владимир Бушин, который в начале 90-х годов опубликовал целую серию книг и статей, посвященных «разоблачению» Солженицына. Среди них такие книги, как "Солженицын - гений первого плевка", «Неизвестный Солженицын», статьи " Солженицын - жертва невыученных уроков", «Загадка ареста Солженицына» и др. Пишет он желчно, злобно, факты сплошь и рядом подменяет своими размышлениями «на тему». Именно у него Климов передирал целые абзацы.

Вот образчик стиля Бушина: (ПРИЛОЖЕНИЕ 1). И еще:

"Солженицын - оборотень. Еще с юности Александр Исаакович - это его настоящее отчество, - мечтал написать книгу об Октябрьской революции. А стал лютым врагом советской власти. Описывая кошмары и ужасы тюрьмы, он сам отсидел очень легко. Еще в Бутырке он находился в какой-то роскошной камере и мог даже заказывать книги из Ленинской библиотеки. Мало того, доподлинно известно: этот человек был в советских тюрьмах осведомителем. Его даже завербовали без особого нажима: на горячие угли не ставили, голодом не морили. Просто позвали и спросили: "Можешь?" - "Могу!" - скромно и без тени смущения ответил будущий нобелевский лауреат и дал подписку о сотрудничестве. "

Вообще-то за такое в приличном обществе бьют, извините, в морду. Скромно и без тени смущения. Но Солженицын никогда не огрызался на подобные выпады. Ни во времена СССР, ни теперь. Не стал он реагировать и на выжившего из ума дряхлого сталиниста. Этот абзац в полном объеме передрал Климов (естественно, без указания авторства!)

Но и Бушин не был первооткрывателем данной темы. Еще в 1990 году «Военно-патриотический журнал» несколько номеров подряд посвятил «стукачу-Солженицыну» - печатал главы из книги некоего чеха Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына», перевод статьи немца Петера Арнау «Без бороды», а также воспоминания бывшего власовца Леонида Самутина, отсидевшего в ГУЛаге 10 лет. Вот, собственно, мы и добрались до этих трех источников, трех составных частей «антисолженицыаны», на которых держатся все обвинения А. И. в стукачестве. Именно из книги Ржезача черпает все «факты» Бушин, распаляя ею свое богатое воображение. Именно из статьи Арнау была взята «Экибастузского доноса», приписываемого Солженицыну. И уже в творческой «обработке» Бушина эти обвинения попали в статью Климова, а затем и в интернет, где размножились со скоростью и беспощадностью компьютерного вируса.

3. ДОНОС В ТЕТРАДКЕ НА 52 СТРАНИЦАХ

Итак, каковы же «эпизоды» в деле, которые инкриминируются нашему подозреваемому? Вот они.

Первое - то, что при аресте в 1945 году Солженицын “сдал” всех своих друзей, "заложил" даже жену.

Второе - дал в тюрьме подписку, что готов быть сексотом.

Третье - накатал донос на солагерников, украинских националистов, которых тут же расстреляли.

Четвертое - воспоминания Леонида Самутина и Натальи Решетовской, первой жены писателя, где тот выглядит настоящим монстром.

Ну и еще – плохие отношения с другими зэками, такими, как Варлам Шаламов.

Других обвинений против Солженицына нет. По крайней мере, в Сети. Но, учитывая, что противники А.И. уж постарались бы предать гласности все, что можно только против него нарыть, можно утверждать: больше им на тему стукачества сказать нечего. Обвинения переходят от Ржезача к Бушину и Климову, затем тиражируются в статьях и интернет-форумах, совпадая в деталях и словесных оборотах. Рассмотрим первое обвинение (цитируем по статье Климова, но они во многом повторяют книгу Бушина). Заранее прошу прощения за длинные цитаты:

"...Капитана Советской Армии Николая Виткевича арестовали прямо на фронте 22 апреля 1945 года под Берлином. Особисты в качестве доказательств вины и антисоветской сущности боевого офицера предъявили ему переписку с его давним (еще со школьных времен) другом Александром Солженицыным. "Мы до того пересмотрели все устоявшиеся тогда оценки, что иначе как "бараном" Верховного и не именовали. Впрочем, это было не самой крепкой его характеристикой", - говорил Николай Виткевич брянскому журналисту Василию Шпачкову. Весной 1944-го их части разбросали по разным участкам фронта и друзья продолжили свои споры и беседы в эпистолярной форме. Результат этой переписки - 10 лет по статье 58-10 УК СССР.

Но не это поразило капитана Виткевича. Следователь Балдасов показал ему собственноручные показания на следствии. Николай Виткевич вспоминал: "Смысл показаний моего давнего друга сводился к тому, что Виткевич, Симонян (их третий школьный друг - Ред.), Решетовская (жена Солженицына - Ред.) по сговору с каким-то Власовым сколотили преступную группу, которая давно и регулярно занимается клеветой на руководителей партии и правительства".

Если такая переписка, с фамилиями адресата и его друзей, с изложением их позиций, попала в руки особистов, ее с головой хватало, чтобы засадить человека на полную катушку. Виткевич загремел за собственную неосторожность: мог догадаться, что почта перлюстрируется, тем более во время войны. Где здесь доказательства доноса А. И. или предательства? Допрашиваемый был вынужден подписать протокол о том, что отрицать не имело смысла. После приведенной выше цитаты Бушин долго доказывает, что Солженицын должен был предвидеть последствия такой переписки. А значит, он сознательно стремился попасть в лагерь, чтобы, дескать, сбежать с передовой…

Ну да, ну да! Быть третий год на фронте, с 42 года, пройти с боями Россию и Украину, и уже в Германии А.И. решил «закосить» от передовой. Да как! Чтобы попасть в лагерь по страшной 58-й статье, которая - клеймо на всю жизнь. Бред. В конце концов, есть метод попроще – самострел. Но Бушин, а вслед за ним Климов и пр. уверяют, что Солженицын писал свои антисталинские письма специально, чтобы стать стукачом…

Цитируем дальше: “Да и Кирилла Симоняна (который впоследствии был руководителем ряда московских клиник, известным ученым) в 1952 году вызвал следователь и дал почитать эту увесистую тетрадку в 52 страницы, которые были исписаны столь знакомым ему почерком друга. На каждой странице фолиантика доказывалось, что он, Симонян, с детства был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал друзей и особенно Саню Солженицына.”

Стоп! Давайте рассуждать.

1. Исходя из текста, Симоняна в 45-м не арестовали. Как и Н. Решетовскую. Значит, А.И. тогда их не сдал;

2. Где это видано, чтобы допрашиваемый писал протокол в тетрадке??? А не на пронумерованных листах??? В тетрадке пишут не для кума, а для себя.

3. Обратите внимание на 1952 год: в конце 1950 года, в новогоднюю ночь Солженицына выдернули из шарашки в Марфино, описанной в “Круге первом”, и швырнули в Казахстан. При шмоне в лагере и была обнаружена злосчастная тетрадка, где А. И. делал наброски своих первых глав романа об “Архипелаге”. И о себе там было, и о друзьях детства, и о жене.

4. Спрашивается, зачем аж в 52-м году показывать Симоняну «донос» Солженицына, если тот «сдал» его еще в 45-м?

5. Важный момент: ни Симоняна, ни Н. Решетовскую не арестовали! Даже после этого якобы “доноса”! Почему? А.И. все взял на себя. Отрицать существование записей в тетрадке, набросков романа, было поздно, но он представил их как свои фантазии. Это и была та самая “контрреволюционная группа”, которую он якобы «сдал» на допросе.

6. Почему события, относящиеся к 1945 и 1952 годам, в этом отрывке перемешаны?

После этих элементарных вопросов вылазит наружу вся лживость приведенного абзаца. Авторы анти-Солженицынских статей чувствуют, что «фолиантика в 52 страницы» недостаточно для весомого обвинения А.И. в стукачестве. Поэтому они нагнетают истерию, приводят другие, якобы достоверные свидетельства в пользу этого эпизода. И позорно проговариваются. Цитата:

“Когда много лет спустя профессор Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично сожалел в строках "Архипелага": "Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял!" (том 1, гл.3).”

Разбираем. “Архипелаг” был написан в конце 60-х годов. В нем уже заложен ответ Симоняну. Значит, “открытая критика” Симоняна была еще раньше. Спрашивается, как мог он тогда “открыто” критиковать Солженицына, кроме как из-под сапога компартии и ГБ? Это называется “критика”? Потому-то и писал А.И. “Жаль, что тебя тогда не посадили!” (В смысле: ты бы стал зеком, но мог обрести свободу духа!)

Резюмируем: что ж это был за донос, в результате которого сел только сам Солженицын, а Симонян с Решетовской остались на свободе? Что за муйню нам впаривают?

Второе обвинение – в том, что А.С. согласился стать стукачом и получил сексотовскую кличку «Ветров». Все сведения, относящиеся к этому эпизоду, основаны исключительно на строках самого Солженицына в «Архипелаге ГУЛаг»: “Я, конечно, мог держаться тверже и извернуться находчивей. Затмение ума и упадок духа сопутствовали мне в первые недели..." Он сам пишет в 12-й главе «Архипелага», что признал на допросе существование переписки с Виткевичем. Не скрывает, что согласился на вербовку (но ни на кого не донес, предпочел из сытной, теплой «шарашки» в Москве уйти на этап в жуткий Казахстан). Это его признание впоследствии вызвало недоверие друзей (Самутин) и жесточайшую критику – как бывалых зэков (М. Якубович), так и тех, кто пороха и параши не нюхал. Мол, не может такого быть, чтобы человека, давшего подписку быть осведомителем, лагерные опера так и не заставили стучать, отпустили вначале из лагеря в «теплую шарашку» Марфино, затем в зону в Экибастузе – и ни разу не получили от него ни единого доноса! В отлаженной и жёсткой системе ГУЛага такого просто быть не могло!

Довод весомый. Сам Солженицын объясняет ситуацию тем, что его экстренно, в считанные часы выдернули из лагеря – в научную шарашку. При поступлении в лагерь требовалось указать свою специальность, и А. С. записался «математиком». Когда после войны создавались "шарашки", т.е. научные институты за колючей проволокой, там собирали специалистов высшего класса, и Солженицына выдернули в Марфино. А шарашка подчинялась не ГУЛагу, а непосредственно Берии, она числилась _ВНЕ_ ГУЛага, здесь были несколько другие законы.

Зэки со стажем ему не верят. Здесь можно спорить до хрипоты, но есть такая незыблемая штука, как презумпция невиновности. Пока с документами в руках не доказано преступление, человек является невиновным. Все сомнения, согласно праву, трактуются в его пользу. Никакие правдоподобные рассуждения и соображения в расчет не берутся.

Некоторые критики утверждают: Солженицын вынужден был признаться в «Архипелаге ГУЛаг», что его завербовали, потому что он боялся разоблачения. Но тогда давайте додумаем мысль до конца: если он так опасался, что КГБ обнародует его «подписку о сотрудничестве», то почему он не боялся, что опубликуют его доносы? Если бы они действительно существовали в архивах, он бы вообще поостерегся высовывать нос и что-либо писать – хоть «В круге первом», хоть «Архипелаг ГУЛаг».

У нас, нынешних, нет прав бросить в него камень только за то, что дал подписку на сотрудничество: кто знает, как бы мы, каждый из нас, повел себя в сталинских застенках, когда ломались могучие мужики, когда генералы и маршалы сознавались в намерении прокопать подземный ход до ...

Закроем эту тему.

4. ЭКИБАСТУЗСКИЙ ЛАГЕРЬ. УЧАСТИЕ В ПОДАВЛЕНИИ ВОССТАНИЯ ОУН.

На многих сайтах приводится один и тот же текст доноса (см. ПРИЛОЖЕНИЕ 2), который якобы Солженицын накатал в Особом лагере в казахстанском Экибастузе. После этого доноса, дескать, расстреляли группу украинцев-бандеровцев. И мало кто задается вопросом: а как, господа, этот донос попал в прессу? На одном сайте я читал, что его, мол, привез в Москву один из тех, кто сидел вместе с Солженицыным. В другом месте приводится даже номер этого документа в архиве, указана папка, где он подшит. И то, и другое - вранье.

Вот свидетельство о том, как сотрудники КГБ передали этот документ двум журналистам - Арнау и Ржезачу. Это из той же статьи Климова. Данный абзац кочует в интеренте, не изменяясь, из одной статьи в другую. Обратите внимание, как витиевато, скрывая истинный смысл, говорится в нем о доносах А.И.:

“Наиболее известный "подвиг" Солженицына-стукача - т.н. "экибастузский донос", который помог властям жестоко подавить в самом зародыше восстание украинских националистов в лагере в Экибастузе (Казахстан). Поскольку социализм - это учет и контроль, то все бумаги, которые когда-либо попадали в архивы госбезопасности, бережно там сохранялись (и сохраняются поныне). Уж больно хорош документ, позволяющий держать на хорошем крючке лауреата Нобелевской премии и совесть русской нации. Причем документик КГБ мудро решило не держать у себя и не подвергать публичной огласке (первое - неэффективно, второе - смахивает на провокацию). Добрые дяди из Комитета разрешили ознакомиться с ним и скопировать двум журналистам - чеху Томашу Ржезачу (этот вроде бы из Восточного блока) и немцу Франку Арнау (представителю вероятного противника из блока НАТО). И тот, и другой не преминули воспользоваться щедрым подарком КГБ.”

( самого «доноса» не привожу. Ее можно найти на десятках сайтов).

Возникает масса вопросов:

1. Почему КГБ в конце 60-х и в начале 70-х годов решило не оглашать столь убийственную компру? Тогда, после получения А. И. Нобелевской премии, каких только погромных статей про него не писали! А вот в доносительстве обвинить не додумались. Что, не трясли его личное дело? Не шерстили, не обыскивали всех его знакомых и полузнакомых? Почему тогда "документик" не всплыл?

2. Замечательна фраза о «хорошем крючке». Что ж так бездарно держали на нем Солженицына, что он стал самым громким и отчаянным диссидентом СССР? Да таким, что в 1970 году получил Нобеля за свои книги! Что ж тогда не пустили в ход «крючок»?

3. Принципиальный момент: «Архипелаг» был опубликован за границей в 1973 году. В нем Солженицын сам признавался, что дал подписку о сотрудничестве с КГБ, кроме того, рассказывал об Экибастузском восстании. И только после этого, в 1974 году откуда-то появился «донос». Уж не потому ли, что сам А. И. «подсказал», где у него «болевые точки», и как можно попытаться его уничтожить?

4. Фраза насчет “добрых дядей из комитета” вызывает умиление, ну просто слезы. Типичный прием НЛП. Но если вдуматься, она в полной мере показывает, на чьей стороне симпатии автора абзаца.

5. Они, эти добрые дяди, “разрешили скопировать” донос Солженицына двум журналистам... Просто так двух щелкоперов из-за «бугра» привезли в Москву, впустили на Лубянку, провели в святая святых - архивы и дали скопировать?

6. Да, кстати, откуда взялся сам донос – его доставили специально из Экибастуза в Москву, чтобы показать?

7. Сами пошли на такой шаг «добрые дяди» из КГБ, или согласовали с начальством?

8. Чех Томаш Ржезач и немец Франк Арнау не преминули воспользоваться... О, да! Попробовали бы они ослушаться!

Короче, если очистить этот абзац от словесной шелухи, остается суть, простая, как параша в камере:

СОТРУДНИКИ КГБ ПЕРЕДАЛИ СВОИМ АГЕНТАМ ДОКУМЕНТЫ ПРОТИВ СОЛЖЕНИЦЫНА ДЛЯ ОБНАРОДОВАНИЯ.
ТОЧКА.

Стандартная операция по внедрению дезы: выпустить ее через посторонние, якобы независимые каналы, затем ссылаться на нее, как на уже доказанную истину. Потому-то этот абзац и кочует из статьи в статью – иначе, без словесных выкрутасов, никак не объяснить,

КАКИМ НЕМЫСЛИМЫМ ОБРАЗОМ ДОНОС ИЗ СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА, ХРАНИВШЕГОСЯ В СЕКРЕТНОМ ЛАГЕРЕ В ДАЛЕКОМ КАЗАХСТАНЕ, ПОПАЛ В РУКИ ЗАПАДНЫХ ЖУРНАЛЮГ???

Но самое странное (и печальное), до сих пор НИКТО не попытался ВДУМАТЬСЯ в суть этого абзаца.

- Ну ладно, - скажете вы.- Допустим, КГБ обнародовал информацию через Ржезача и Арнау. Но почему вы утверждаете, что она – деза? Может, донос и впрямь существовал?

На это есть простой и исчерпывающий ответ: если «донос» существовал и уже однажды «всплыл», то что мешает его опубликовать еще раз? Например, во времена перестройки, когда архивы были открыты, когда в них копались и архивисты ФСБ, и активисты «Мемориала»? Провели бы экспертизы: бумаги, чернил, графологическую, сопоставили бы даты – и достоверно, по всем канонам криминалистики доказали: «пророк» – стукач! Увы, нет ни оригинала «доноса», ни экспертиз…

Собственно, тут можно было бы поставить точку. Деза есть деза, и чего в ней копаться. Тем не менее, мне хотелось разобраться в этой истории как можно глубже. Несколько лет я потратил на то, чтобы свои логические выводы подкрепить надежными фактами.

Эти двое, Ржезач и Арнау, интересовали меня более всего. Они - ключевые фигуранты в обвинении Солженицына. Опять роемся в интернете. Довольно быстро выяснилось, что в 1974 году, когда Солженицын был уже выслан из СССР, и вопреки ожиданиям советского руководства его авторитет в мире катастрофически рос, сих представителей “второй древнейшей” действительно пригласили в Москву и ознакомили с текстом доноса некоего Ветрова. Дискредитировать Александра Исаевича надо было прежде всего перед западной общественностью, а веры советской прессе в мире не было никакой. Поэтому к операции подключили журналистов как бы «объективных», не наших.

5. ОПЕРАЦИЯ «ПАУК»

Операция, разработанная в недрах КГБ и получившая одобрение Политбюро ЦК КПСС, называлась «Паук». Она действительно была проведена, и, в отличие от якобы "доносов", оставила после себя немало следов в виде документов. Причем не только в российских архивах, но и в архиве Штази (Германия), и в чешской госбезопасности. В частности, сохранилось письмо Андропова, в котором он рекомендовал к распространению в Чехословакии книг Ржезача и Решетовской, а также предлагал наградить сотрудников чешской госбезопасности, принимавших в участие в этом деле. (СМ. ПРИЛОЖЕНИЕ 4).

Так, в Москву явился Томаш Ржезач. Кто он такой, этот господин? На официальном сайте Министерства Внутренних Дел Чехии есть раздел так называемого Бюро по документации и расследованию преступлений коммунизма при Службе уголовного розыска и расследования Полиции Чешской Республики. В нем, в восьмом томе сборника "Securitas Imperii" есть упоминание некоего агента "Репо". Он же - всем известный "литератор и журналист", "биограф Солженицына" Томаш Ржезач:

«Томаш Ржезач (1935-1992) происходил из писательской семьи. В 1968 году, после подавления Пражского восстания, вместе со своей женой эмигрировал из Чехословакии в Швейцарию, где несколько лет спустя, чтобы искупить свое ”заблуждение”, стал работать агентом 1 Управления Федерального Министерства внутренних дел под прикрытием РЕПО. Среди эмигрантской верхушки добывал информацию в пользу тоталитарной Чехословакии. В 1975 году вернулся в ЧССР, играя главную роль в целом ряду пропагандистских дезинформационных кампаний. В качестве агента входил в компетенцию контрразведки ГБ. По заказу КГБ написал клеветническую книгу о А. Солженицыне. Опубликовав клеветническую, дезинформационную статью о Вацлаве Гавеле, принял участие в кампании против Хартии 1977 (кончилось судебным разбирательством)."

Сам сборник содержит 11 страниц повествующих о деятельности мистера Ржезича, как агента "Репо".

В ПРИЛОЖЕНИИ 5 даны воспоминания Натальи Решетниковой о том, как с ней «работал» Ржезач. Он вообще использовался КГБ в качестве анти-диссидентского сливного бачка. Так, он написал бойкий детектив о гадах-диссидентах, потом книгу об украинских националистах. Писал, не проводя хотя бы минимальной экспертизы, зато расцвечивая поданные ему материалы буйной фантазией. Откуда этот чех получал секретные данные, кто снабжал его информацией? И под каким соусом? Да сами понимаете, чего уж там.

В результате получилась книга "Спираль измены Солженицына", изд. "Прогресс", Москва - 1978 г./пер. с чешского/. События про ОУН описаны в главе "Фашистские молодчики из ОУН готовят мятеж" стр. 117.) Как и кто ее "продвигал" за границей, можете прочитать в ПРИЛОЖЕНИИ 5. Весь набор «достоверных» бушинских "фактов" идет напрямую от этой книги Ржезача, которого Владимир Бушин по-свойски, как именует то "Дорогой Томаш", то "Уважаемый Товарищ".

Кроме того, об операции по дискредитации А. С. совершенно открыто пишет некий “полковник Рюмин” (). Желающие могут прочитать этот шедевр сами.

6. АРНАУ И ХОЛЕНШТЕЙН

Немец Франк Арнау был писателем-детективистом, его романы порой еще попадаются на полках. Он тоже получил ответственный «заказ». Но, судя по ряду фактов, предложенная тема не очень вдохновила старого писателя и криминалиста. Он обратился за помощью к молодому, но уже популярному журналисту Петеру Халенштейну, чтобы тот поработал на него в качестве «литературного негра». Вот что пишет Халенштейн:

«Арнау рассказал, что имеет кое-какие материалы и готовится написать книгу. Есть название: "Борода снята. Разоблачение Александра Солженицына". Арнау был уже слишком стар, поэтому искал человека, который за 25 тысяч швейцарских франков написал бы такую книгу под его именем.

Сумма гонорара, которую мне предложил Франк Арнау, считалась просто сумасшедшей. Было совершенно очевидно: такие деньги свидетельствовали о том, что разоблачение должно быть фантастическим: Солженицын во время лагерного заключения действовал якобы как агент КГБ, если я не ошибаюсь, под именем Петров или Ветров. Он сам, как я помню, упоминал это имя в книге "Архипелаг ГУЛаг", - рассказывает Петер Холенштейн.

"Я хотел иметь графологическую экспертизу, сравнение почерков этих писем и подлинный почерк Солженицына. Но Арнау жестко отверг это. Это было для меня еще одним свидетельством того, что что-то здесь не так. Очевидно, что речь шла о спланированной акции с целью дискредитировать Солженицына в глазах немецкоязычной аудитории. Так как Франк Арнау поддерживал тогда тесные связи с бывшей ГДР, а именно с издательством "Ауфбау" в Берлине, с университетом имени Гумбольдта, где он был почетным доктором права, мне стало ясно, что за всем этим стоят связи между "Штази" и КГБ. И что они целенаправленно искали в Западной Европе такого человека, который обладает определенной известностью и хорошей репутацией, чтобы опубликовать эти документы и ударить по Солженицыну, который в то время пользовался огромной популярностью. Но все это, очевидно, потерпело крах, в том числе, наверное, и благодаря моему скромному вкладу", - вспоминает Петер Холенштейн.

"Вклад" Холенштейна заключался в том, что текст лжедоноса он втайне от Арнау переправил Солженицыну, по-журналистски стараясь докопаться до истины. Он поставил вопрос, насколько этот документ соответствует реалиям? А Солженицын тут же обнародовал факсимиле подделки в "Лос-Анджелес Таймс". И исчерпывающе пояснил, почему это фальшивка.

Потому что в самом главном месте текста оказался провальный для гебистов просчет: "донос" на украинцев пометили 20-м января 1952-го. В нем цитируют "сегодняшние" якобы разговоры «Ветрова» с украинцами-зэками и их "завтрашние" планы о восстании. Но те, кто состряпал дезу, упустили, что еще 6 января 52 года все до одного украинцы были переведены в отдельный украинский лагпункт, наглухо отделенный от русского 4-метровой стеной. И на украинском лагпункте вообще никакого мятежа в январе не было.

О детективной истории с публикацией пишет сам Солженицын (см. ПРИЛОЖЕНИЕ 3).

Политзек Юрий Киреев подтвердил слова Солженицына о том что не было никаких украинцев в лагере на момент бунта: "20 января никому бы не пришло в голову ставить елку. А я помню, что стояла елка. Но это было не позже первого воскресенья января 1952 года. Это совершенно точно. Причем здесь говорит всё - и моя память, и элементарная логика. Первое воскресенье января в 1952 выпало на 6 число.»

Об этом можно прочитать также в книге Дмитрия Панина, солагерника Солженицына.

Немец таки не успел закончить книгу, он помер в том же 1976 году. Однако рукопись не пропала, она была опубликована два года спустя С СОГЛАСИЯ ВДОВЫ (ну, не пропадать же силам и средствам, вложенным КГБ в подготовку фальшивки!) в журнале "Neue Politik" ( №2, 1978. Гамбург).

Исследования, освященные именем “криминолога” Арнау, должны были доказать Западу, что стукач Ветров, чьим именем подписан донос, и Солженицын - одно и то же лицо. Впрочем, уровень доказательности его опуса достоин того, чтобы побаловать читателя небольшой цитатой. Тем более, что она приводится в большинстве статей на эту тему:

“Несмотря на то, что текст ветровского доноса сравнительно невелик, однако он дает выразительный материал для размышлений: в нем отчетливо узнается не только почерк Солженицына, но и некоторые устойчивые особенности его письма, литературной манеры, хотя и представлены здесь эти особенности порой буквально крупицами.

Например, одна из отчетливых особенностей языка Солженицына состоит в сильной тяге к сокращенному соединению слов. Он не напишет "хозяйственный двор" или "строительный участок", а непременно - как в "Архипелаге": "хоздвор", "стройучасток". Некоторые из этих словесных образований сущие уродцы, но привязанность к таким уродцам нашли место и в доносе, где мы встречаем слово "военлет" - военный летчик...”

Позволю себе прервать сей околонаучный бред. Да откуда сытому немцу в ФРГ знать, на каком сленге изъясняются русские зеки в Казахстане, в Особой зоне? Он что, так подробно знаком с зеками и их речью? Этот пассаж заставляет категорически утверждать, что данный «анализ» на самом деле писался не немцем.

Зато в книге нет:

1. Сопоставления почерка А.И. с мифическим Ветровым;

2. Никакого серьезного графологического анализа;

3. Вопрос: откуда бы у Арнау мог взяться образец почерка НАСТОЯЩЕГО Солженицына?

4. Нет архивных данных лагеря: кто, когда сел, за что расстрелян? Ни того, стыкуются ли зафиксированные в архивах события в лагере с текстом доноса?

5. Откуда Арнау (да и Ржезач) могли узнать, что вообще происходило в Богом забытом, секретном лагере в Экибастузе? Понятно, о лагере - из книги самого Солженицына. А комментарии откуда? О том, что после "доноса" расстреляли бандеровцев? Какая сорока на хвосте принесла об этом Арнау и Ржезачу? Правильно: сотрудники КГБ, приставленные к "писателям".

Короче: НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ДОНОСА ГРУБОЙ ПОДДЕЛКОЙ?

НИ-ЧЕ-ГО!

Понятное дело, такой туфте никто в мире не поверил. Она прошуршала, как зыбь на болоте, и умерла. Ее не рискнул использовать даже Ржезач в своей книге, поскольку к тому времени фальшивка с "доносом" была разоблачена в "Лос-Анджелес Таймс".

А после того, как в 90-х годах прошлого века были раскрыты архивы Штази, оказалось, что Арнау (по Бушину, “защитник правды и законности”), на самом деле - сотрудник МГБ ГДР Шериф…

(см. ПРИЛОЖЕНИЕ 6 - как фальшивку продвигали "в массы" всей силой пропагандистского аппарата СССР и КГБ).

7. ДЯДИ ИЗ СТРОГИХ КАБИНЕТОВ НАСТУПАЮТ

Фальшивка умерла, да не совсем. Уже в 1990 году, в разгар перестройки, когда вся страна гудела от митингов, проклинала Сталина и возносила хвалу Солженицыну, перевод дезы, освященной именем Арнау, был опубликован в “Военно-историческом журнале”, № 12. Было в те времена такое издание, вокруг которого объединились верные ленинцы и сталинцы, бывшие хозяева строгих кабинетов, подобные писателю Владимиру Бушину и полковнику Рюмину. Они искали, как можно задержать наступающие перемены, поддать сомнению их “пророков”. И нашли у Арнау “доноса” Ветрова. Так в российском контексте был вновь возрожден миф о стукачестве А.И., но уже со ссылкой на легальный, иностранный источник. Бывшим полковникам госбезопасности очень хочется замарать Солженицына. Для них это жизненно необходимо, потому что оправдывает смысл их прошлой жизни. Они широко разнесли по миру миф о сексоте-пророке. И они кликушествуют, даже не пытаясь вдумываться в суть того, что перепечатывают из статьи в статью, с сайта на сайт.

Сегодня, когда открыты многие архивы, когда исследованиями самых «священных» из них – архивов КГБ – занимаются не только наследники спецслужб, но и общество бывших зеков «Мемориал» - так вот, несмотря на все активные поиски, в т.ч. товарищей из “Военно-исторического журнала», до сих пор никаких ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ доказательств «стукачества» А.И. так и не найдено. Неизвестно, какие такие “добрые дяди” из КГБ передали Арнау и Ржезачу доноса, где донос-первоисточник, (если он существует), есть ли в деле другие доносы и т.д. Приходится противникам А.И. сдувать пыль с КГБ-шной дезы.

Впрочем, есть еще одно свидетельство. Это воспоминания Леонида Самутина «Не сотвори себе кумира». Убежденный антисоветчик с еще довоенных времен, он сдался в плен немцам, записался в армию Власова. В конце войны издавал власовскую газету, был выдан западными войсками Красной Армии и попал в Сибирь. Оттрубил десятку от звонка до звонка. Он много рассказывал о лагерях Солженицыну, часть материалов в “Архипелаге”, говорят, записана с его слов. Была ситуация, когда А.И. доверил Самутину хранить свой архив, чтобы он не попал в руки КГБ. Но "комитет" его вычислил, арестовал, устроил допрос по всем "правилам". После него что-то в Самутине сломалось, он стал сомневаться в искренности действий Солженицына. И записал свои сомнения. Рукопись «Не сотвори кумира» была изъята у Самутина сотрудниками КГБ, которые обещали издать её в доработанном виде. Однако в процессе «редактуры», по мнению самого Самутина, «все оценки смещены до полного искажения действительности, и мне это неприятно. Кроме того, я считаю это всё той же большой ошибкой — ругать и поносить, вместо того, чтобы объяснять». В результате книга в таком виде не была опубликована - сам автор настоял, чтобы рукопись не была пущена в печать. Однако часть содержавшейся в ней информации была использована в книге Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына». Вопреки, повторяю, желания автора.

Да, записки Самутина нелицеприятны для Солженицына. Но, если вчитаться, вы обнаружите, что он ни одного мало-мальски конкретного эпизода предательства Александра Исаевича не приводит. Самутин просто сомневается в его честности и порядочности, сомневается, что можно было, дав подписку, в дальнейшем не стучать... Он пишет о том, что характер у старика Исаича не мед, и что он способен резко отталкивать от себя людей. Да, многие из числа диссидентов, писателей, да и бывших зэков рассорились с ним до смерти. Владимир Войнович даже написал книгу «Москва 2042», где А. И. Выведен в качестве анекдотической фигуры. А еще один выдающийся писатель, зэк с огромным колымским стажем Варлам Шаламов обозвал его «дельцом» и отказался иметь с ним какие-либо дела. (см. ПРИЛОЖЕНИЕ 7)

Ну, неприятной личностью был этот самый А. И. Но ни в одной из этих книг нет доказательных материалов о предательстве А.И. Только сомнения и рассуждения. Так что воспоминания Самутина, Решетовской, как и заметки Шаламова, нельзя отнести к документальным свидетельствам о стукачестве. Не зря они не приводятся в статье Климова в «Нашем Брянске». Характерно, что вдова Леонида Самутина после трех отрывков в Военно-историческом журнале запретила дальнейшие публикации, поскольку она сама была свидетелем, как ее мужу «помогали» в этом писательстве люди из КГБ.

Вот на этих пунктах, повторяю, держится все обвинение Александра Солженицына в стукачестве. Документов, подлинников - никаких. Только лай, порожденный лживыми писаниями Арнау и Ржезача, и многократно усиленный при помощи интернета.

8. ИСТИННОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО ИЗ ЭКИБАСТУЗА

...И все-таки, после того, как приведенный выше анализ был в основном завершен, меня не покидало чувство какой-то неполноты, недосказанности. Я переворачивал массу материалов, искал - даже сам не знаю чего. И - наткнулся! Понял, что это - ТО! А именно: реальные воспоминания человека, сидевшего вместе с Солженицыным в том самом Экибастузском лагере. Знакомьтесь, Геннадий Петкевич, бывший з/к:


“Деловая белорусская газета "Для служебного пользования", №3, 20 апреля 2002 года.

Геннадий Петкевич рассказывает, что с первых же дней пребывания в Экибастузе Александр Солженицын был заметной личностью:

"Я очень хорошо запомнил тот день, когда в наш лагерь прибыл Солженицын. И вот почему. Самым образованным человеком из всех, кого я знал, был Юрий Львович Шер. Он владел несколькими языками, во время войны работал в советском посольстве (то ли в Англии, то ли в Америке - уже не помню), но после семи лет работы на дипломатическом поприще его арестовали. Однажды Шер заходит в барак и говорит: "Это ж надо додуматься... Тут одного привезли - хочет переустроить Россию. Делать ему, что ли, нечего?" Так я и узнал о человеке, который "хочет переустроить Россию".

Геннадий Петкевич вспоминает, что в лагере Александр Солженицын очень выделялся - как правило, отдыхал в одиночестве, изучая словарь Даля, из-за чего частенько становился объектом шуток.

" Солженицын очень гордо вел себя, ни перед кем не заискивал. К нам в амбулаторию часто приходили люди, которые уже "доходили" от работы, и просили помочь им отдохнуть хоть несколько дней. Мы, конечно, всегда старались помочь. Но Солженицын ни разу не просил о помощи. Зато приходили просить за него, и не раз. Хотя сам Солженицын всегда держался особняком.”

Сопоставьте сами образ гордого, ни с кем не общающегося зэка, занятого идеей переустройства России, и подслушивающего стукача Ветрова.

Вот, пожалуй, и все. Не буду расставлять акцентов. Выводы пусть каждый сделает для себя сам. Обидно лишь, что отвратительная ложь о стукачестве А. И. оказалась столь живучей.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Бушин о Солженицыне:

"В сорок пятом, говорит, попал я в окружение. Немцы тогда драпали со всех ног, но все таки меня окружили. И ведь могли убить, в плен взять, но я вышел из окружения, вскоре вернулся туда за любимым портсигаром, благополучно вышел, а после и сам, кажется, окружил немцев. За это, говорит, меня представили в ордену Красного Знамени, но — вдруг арест за любовь к эпистолярному жанру. Всего лишь!.. А уж чего в лагере натерпелся, ни в сказке сказать, ни пером описать. Дал бы дуба на тяжелых работах, но удавалось устраиваться то бригадиром, то библиотекарем, то просто ничего не делал. Мог бы умереть с голода, но кормили, гады, три раза в день, да еще. жена, тетушки регулярно посылки слали… А что началось, когда стал писателем! КГБ дохнуть не давал. Каждый шаг гения фиксировался, все разговоры прослушивались, даже завербовали жену в тайные агенты следить за ним, но она с риском для жизни их обоих помогала переправлять его сочинения за границу. А как пытались запугать! КГБ присылал письма с приклеенными волосками. Представляете, какой страх?! Это же намек на то, что, потерявши голову, по волосам не плачут. А однажды на Александра Исааковича, как на Эдуарда Амвросиевича, бесстыжий КГБ даже совершил настоящее покушение. Представляете? Операция «Укол ядом в задницу». В задницу гения, нобелевского лауреата, Меча Божьего… Это ж поистине покушение века!"

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. Текст "доноса"

«Сов.секретно.
Донесение с/о (секретный осведомитель — Ред.) от 20/1 -52 г.
В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель встретил меня у пошивочной мастерской и полузагадочно сказал: «Ну, все, скоро сбудутся пророчества гимна, кто был ничем, тот станет всем!». Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Коверченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих — бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из 2, 8 и 10 бараков должны разбиться на 4 группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать «своих». Далее разговор дословно:
«Она же займется и стукачами. Всех знаем! Их кум для отвода глаз тоже в штрафник затолкал. Одна группа берет штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!». Затем Мегель рассказал, что 3 и 4 группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне.
Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги. Теперь я окончательно убежден в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля «а полячишка-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!».
Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.
Ветров
».
На донесении отчетливо видны служебные пометки. В левом верхнем углу: «Доложено в ГУЛаг МВД СССР. Усилить наряды охраны автоматчиками. Стожаров». Внизу: «Верно: нач. отдела режима и оперработы Стожаров».

ПРИЛОЖЕНИЕ 3. Солженицын о «доносе».

«Я уже писал в "Сквозь чад":

"В "Архипелаге", и не только в нём, я не щадил себя, и все раскаяния, какие прошли через мою душу, – все и на бумаге… В этом ряду я не поколебался изложить историю, как вербовали меня в лагерные стукачи и присвоили кличку, хотя я ни разу этой кличкой не воспользовался и ни одного донесения никогда не подал. Я и нечестным считал об этом бы умолчать, а написать – интересным, имея в виду множественность подобных вербовок, даже и на воле. Я цель имел во всей книге, во всех моих книгах показать: что можно из человека сделать. Показать, что линия между Добром и Злом постоянно перемещается по человеческому сердцу. А у ЦК и КГБ не только этого уровня понимания нет и не было, но даже нет простого образумления: с чем можно высунуться, не влипнув (как моя "переписка" с Ореховым, или как грубая их подделка "доноса" 1952 года).»

"Эта старая фальшивка увешана такими подробностями… Я получил её копию в мае 1976 от видного швейцарского журналиста Петера Холенштейна: что вот ему представили такой документ и он хочет знать моё мнение о нём. Я был тогда в Калифорнии, работал в Гуверовском институте – и тут же передал факсимиле фальшивки в "Los Angeles Times", сопроводив своим опровержением (напечатано там 24 мая 1976; см. также "Зёрнышко", гл. "В Пяти ручьях" и приложение 188). В переписке, которую я храню, Холенштейн сообщил, что некий автор [Франк Арнау] готовит книгу: "Борода снята – разоблачение А.С.". Он предложил Холенштейну 25 тысяч швейцарских франков за соучастие в публикации. Холенштейн отказался: "У меня возникли самые серьёзные сомнения в подлинности документов. Я предполагал, что всё это представляет собой сознательно направляемое нападение на Вас… в связи с появлением "Архипелага". Я предложил провести экспертизу со сравнением почерка, но автор на это не согласился. Арнау сказал, что письма стопроцентно написаны С.". Отчего же не согласился, раз так уверен?»
Впрочем, и о восстании в "Архипелаге" написано: Часть V, гл. 11, – но недоглядели специалисты, а сами недомыслили. Наряду с этим – и другие промахи, для профессионалов постыдные.»

ПРИЛОЖЕНИЕ 3-а. О том же эпизоде с Петером Халенштейном, в другом месте:

УГОДИЛО ЗЁРНЫШКО ПРОМЕЖ ДВУХ ЖЕРНОВОВ
Очерки изгнания
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(1974 — 1978)
© А. Солженицын.
Продолжение. Начало см. “Новый мир”, № 9, 11 за 1998 г.
Глава 4

"А вот остро воспринял я очередной укус ГБ: оно не забыло меня, как далеко я ни завергся. Моя публикация в “Тайме” в 1974, как они подделывали целую небывшую мою переписку с Ореховым, — оказывается, не отвадила их, — да и не распускать же им превосходно налаженный графологический отдел. Что какая–то “бомба” против меня готовится — до нас доносились, правда, слухи из Москвы раньше. А теперь, числя меня живущим в Швейцарии, КГБ и решило взорвать свою подделку именно в Швейцарии. И вот какой–то швейцарский журналист, Петер Холенштейн, уж не знаю, подставной или нет, пишет мне в Цюрих, что ему доставили документы большого интереса и вот он посылает мне копию одного: прежде чем его опубликовать, он, дескать, по добросовестности журналиста, хотел бы знать о нём моё мнение. (В позднейшей переписке он сообщил мне, будто подбрасывалось целое собрание таких подделок, часть — “через видного функционера ГДР”.)

Бумагу Аля переслала мне скорой почтой в Калифорнию. Ну разумеется, все враги собачьими зубами рвут, что я сам о себе открываю. Зудило их, как не использовать такую подсказку: рассказ мой в “Архипелаге”, как вербовали меня в стукачи. То б ещё им искать на меня ухватку, а я сам подал. И вот состряпали первый письменный “донос”, да не по мелочи, а сразу — на подготовку экибастузского мятежа (на движение бури!) в январе 1952. Но как же советской власти самой опубликовать в виде упрёка донос, поданный ей во службу? Самой нельзя. Подсунули этому швейцарскому корреспонденту с таким сюжетом: какой–то будто эмведешник , просматривая старые лагерные архивы, среди тысяч доносов обратил внимание (почему–то, никто ему не поручал) на донос не известного ему “Ветрова”, давностью 22 года, извлёк его из папки (служебное преступление?) и передал — но не начальству, а каким–то вольным кругам, у кого лёгкое общение с иностранцами.

Почерк был неплохо подделан — применительно именно к лагерным моим годам. (У моей первой жены сохранились мои фронтовые и лагерные письма. В 1974, вслед за высылкой моей, она вышла замуж за Константина Семёнова, видного АПНовца; письма мои оказались все в распоряжении АПН, уже весной 1974 оно торговало ими на Западе. Из одного американского издательства доброхот переслал мне копии. Каково получить с мирового базара — свою безразборную юную горячность...) Почерк–то подделан, хотя на самом видном месте, в подписи, графический ляпсус (что полагается по правилам чистописания, а у меня исчезло ещё со школьного времени). Были заметные передержки и в языке, но главное — в сюжете: “донос” на украинцев (добавочная цель — с украинцами поссорить), вот якобы встречи с ними сегодня, вчера, — а нас–то с украинцами за две недели перед проставленной датой разъединили в разные зоны, — где же чекистам через 20 лет всё уследить? (Хотя об этом и в “Архипелаге” написано, ч. V, гл. 2, но они по лени недоглядели.)

И чья ж на “доносе” резолюция? — “начальник отдела режима и спецработы”. Но в лагпунктах таких отделов не бывает, а есть порознь: начальник режима и оперчасть (не знают!). И какая ж резолюция начальства на подготовку побега и восстания? — вместо молниеносного упреждающего удара, арестов, — “доложено в ГУЛаг СССР”, — в сам ГУЛаг, в Москву! далеконько! Ну можно ли нагородить столько профессиональных промахов?

Однако все эти наблюдения я оставил про запас, предполагая впереди публичный спор (не договорил всего до конца, чтоб их потом поймать), а сам немедленно в те же часы передал ксерокопию их фальшивки всем желающим телеграфным агентствам в Калифорнии, и к ней — заявление. [18]* И то и другое было тогда же напечатано в “Лос–Анджелес таймс”.
И — ждал. Что начнут настаивать, доказывать, другие подделки совать.

Нет. Так и смолчало ГБ, на спор не отважилось. Вместо бомбы вышла у них хлопушка. (Годом позже всё–таки ещё раз напечатали в Европе, в каком–то социалистическом журнале, — но и там бомба не взялась.)"

ПРИЛОЖЕНИЕ 4. Операция «Паук»
«Секретно Экз. № 2

Министру внутренних дел Чехословацкой
Социалистической Республики товарищу Яромиру Обзине, г. Прага
10 августа 1978 года

Уважаемый товарищ Обзина!

В СССР на русском языке вышла книга чехословацкого журналиста Томаша Ржезача под названием “Спираль измены Солженицына”, сокращенный вариант которой ранее был опубликован в Италии издательством “Тети”.

Книга написана с использованием большого фактического материала, имеет остропублицистический характер, с позиций пролетарского интернационализма вскрывает классовые корни ненависти Солженицына к социализму, разоблачает активное использование реакционными кругами Запада подобных отщепенцев в идеологической диверсии против стран социалистического содружества.

Выход в свет данного издания явился результатом добросовестного труда автора и настойчивой совместной работы с ним сотрудников 10 Управления МВД ЧССР и 5 Управления КГБ СССР.

Выражая глубокое удовлетворение по поводу успешного завершения этого мероприятия, Комитет государственной безопасности СССР считал бы целесообразным, если с Вашей стороны не будет возражений, наградить Начальника 10 Управления МВД ЧССР генерал–майора В. Старека и одного сотрудника чехословацкой разведки знаками “Почетный сотрудник госбезопасности — и ценными подарками — пятерых оперработников Министерства внутренних дел ЧССР, принимавших наиболее активное участие в проведении указанного мероприятия. В случае Вашего согласия с нашим предложением просим сообщить фамилии сотрудников органов госбезопасности ЧССР.

С коммунистическим приветом и наилучшими пожеланиями

Председатель Комитета Госбезопасности СССР

Андропов.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5.

Отрывок одного из последних интервью Натальи Решетовской, первой жены писателя. (Полный оригинал здесь - )

"В некоторых статьях на Западе утверждается, что меня нашли издатели, взяли за шкирку и заставили писать о Солженицыне. Но это не так. Я сама пришла в АПН. 26 февраля 1973 года в газете "Нью-Йорк таймс" как ответ на выступление в той же газете корреспондента АПН Семена Владимирова "Солженицын в рубище" появилась статья Жореса Медведева "В защиту Солженицына". Потом эту статью о нашем бракоразводном процессе с Саней стали передавать "голоса". Мне удалось сделать запись этой передачи. Несколькими фразами Медведев больно задел меня.

На следующее утро я написала письмо в "Нью-Йорк таймс", но решила не отсылать его почтой, а передать через АПН и позвонила в английскую редакцию. За ним приехали. Мой ответ "Таковы друзья Солженицына" появился на Западе. При встрече с работниками АПН в разговоре я упомянула, что пишу мемуары, что у меня много дневниковых записей. Они заинтересовались этим и попросили почитать законченные главы. Я, конечно, дала. А через несколько дней мне позвонили из издательства АПН и предложили заключить договор. К этому времени у меня уже было много сделано и одобрено Саней, ведь писать я стала за год до нашей драмы.
Я потеряла мужа, умерла мама, пережила попытку самоубийства и чудом не погибла. Нужна была какая-то новая жизненная цель. И она появилась: вспоминая, все пережить заново. Книгу я дописывала на одном дыхании и сдала ее вовремя.

Потом началось что-то странное. Куда подевались повышенное внимание и любезность редактора? Из тридцати листов приняли только четырнадцать. Выпадали главы, которые казались мне самыми важными. Например, глава "Окружение", в которой говорилось о героическом поведении Сани на фронте. Ведь и в нашей и в западной печати стали проскальзывать намеки на какие-то сомнительные поступки Солженицына во время войны... Все не только сокращали, но и совмещали. Не то чтобы извращали, но как-то переиначивали, явно отдавая предпочтение главам, где моя обида на него была обнаженнее, сильнее. Я спорила до хрипоты, дралась за каждую строчку. Мне говорили: "Вам нужно занять определенную платформу, иначе книга не выйдет в свет". Я отвечала: "Мне не нужно чужой платформы, у меня есть своя - правда".

В какой-то момент я даже твердо решила не издавать книгу "В споре со временем" в таком "урезанном" виде. Но на Западе все появлялись и появлялись статьи, искажающие истину. Писали, что я примазываюсь к чужой славе, к чужим деньгам, что я замуж за Солженицына вышла только тогда, когда он уже был в ореоле славы, всеобщего почтения. Врали и у нас. А Солженицын молчал.

Мне позвонили из издательства АПН: "Новая удача, новый прорыв! Вас хотят перевести на чешский язык. К вам приедет переводчик, примите его".

Их было двое. Я спросила, кто из них кто. Один представился: Томаш Ржезач, переводчик, второй не назвал своего имени, а просто сказал, что будет писать предисловие и ему хочется кое-что уточнить по хронологии и фактам. Я поговорила с ним, не увидела в этом какого-то далекого расчета. Но они перехитрили меня.

В 1978 году мне принесли книгу Томаша Ржезача "Спираль измены Солженицына". Более мерзкой книги я не встречала никогда. Саня представал там жалким трусом, развратником, изощренным предателем, мелким интриганом, поющим с чужого голоса. Господи, до чего автор только там не договорился!

Даже до того, что Саня специально занял антисталинскую позицию, чтобы удрать с фронта и спастись от смерти в тюрьме. Что в Рязани только и делал, что развратничал. А писал-то, писал-то он когда все эти груды томов? Он поденщиком был, рабом литературы! В гости сходить было некогда.

Я поняла, для чего им нужна была встреча со мной. Конечно же, не для установления истины, а для возможности ссылаться на меня. Мол, виделись, говорили. Без ссылок на разговоры со мной все выглядело бы недостоверно.

Написала правительству, директору издательства "Прогресс" с требованием изъять книгу из обращения. Искала встречи с редактором, в отличие от моей книги, ее имя стояло в выходных данных: Мария Правдина. Но такого редактора в издательстве никогда не было! Хотела подать в суд на автора. Мне сказали, что он не наш подданный и что это невозможно.

Потом я заметила, что моя книга (ее оценка) и книга "Спираль измены Солженицына" соединяются у кого-то в сознании в одну. И я начинаю представать перед всеми в образе разоблачителя писателя-самозванца".

Три года Наталья Решетовская была женой фронтовика, восемь - женой зэка, а потом, почти все остальное время до разрыва, - ближайшей соратницей... И как КГБ безжалостно использовало ее любовь и ревность...


ПРИЛОЖЕНИЕ 6. КАК ФАЛЬШИВКУ ПРОДВИГАЛИ "В МАССЫ" В СССР И НА ЗАПАДЕ.

ЗАПИСКА ПРАВЛЕНИЯ АГЕНТСТВА ПЕЧАТИ НОВОСТИ ОБ ИЗДАНИИ РУКОПИСИ Н. РЕШЕТОВСКОЙ “В СПОРЕ СО ВРЕМЕНЕМ”

17 апреля 1974 г.

Секретно

ЦК КПСС

Агентство печати Новости вносит предложение об издании через зарубежные издательства на коммерческой основе рукописи Н. Решетовской “В споре со временем” (объем — до 15 печатных листов).

Написанная в форме воспоминаний, книга бывшей жены Солженицына содержит письма, дневники, заявления бывших друзей и другие документы, свидетельствующие о том, что в “Архипелаге Гулаг” использованы лагерные легенды и домыслы. Кроме того, приводится ряд фактов неблаговидного, аморального поведения Солженицына. В рукописи Н. Решетовской можно проследить эволюцию взглядов Солженицына от троцкизма до монархизма.

В 1973 — 1974 годах через АПН были переданы интервью Н. Решетовской. Они были опубликованы в газетах “Нью–Йорк таймс” (США), “Фигаро” (Франция) и других органах. В своих интервью Решетовская заявила о намерении опубликовать свои воспоминания для разоблачения различных версий буржуазной печати по биографии Солженицына и его отношений к Н. Решетовской.

Крупные буржуазные издательства “Нью–Йорк таймс”, “Пресс де ля Сиде” (Франция), “Аллен Даво” (Швейцария) обратились в АПН с просьбой предоставить им права на издание воспоминаний Н. Решетовской.

Рукопись воспоминаний Н. Решетовской подготовлена к печати издательством АПН совместно с КГБ при СМ СССР.

Представляется, что выход на Западе воспоминаний Н. Решетовской может послужить определенной контрмерой, направленной против антисоветской шумихи вокруг Солженицына.

Просим согласия.

Приложение: Упомянутое на 288 листах (несекретно).

Председатель Правления

Агентства печати Новости

И. Удальцов.

Резолюция: Согласиться. М. Суслов.

ЦХСД. Ф. 4. Оп. 22. Д. 1774. Л. 1. Подлинник.

ххххххххххх

Секретно

Экз. № 2

5 июля 1977 года

№ 1432-Ц ЦК КПСС

Об издании на русском языке книги о СОЛЖЕНИЦЫНЕ

17 января 1977 года Комитет госбезопасности докладывал (№ 87-Ц) о мероприятиях по изданию за рубежом книги чехословацкого журналиста Т. РЖЕЗАЧА под названием “Спираль измены”, в которой содержатся материалы, дискредитирующие личность и пасквили СОЛЖЕНИЦЫНА.

В июне с. г. сокращенный вариант указанной книги опубликован на итальянском языке в Милане издательством “Тети и К”. Некоторые сокращения в книге произведены с целью адаптации материала для зарубежного читателя. Предприняты меры к продвижению книги в издательствах других стран.

Комитет государственной безопасности считает целесообразным для дальнейшей дискредитации СОЛЖЕНИЦЫНА перед советской общественностью издать полный вариант книги Т. РЖЕЗАЧА на русском языке через возможности Государственного комитета Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли для ограниченного пользования. С Госкомиздатом (т. ЧХИКВИШВИЛИ И. И.) согласовано.

Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть.

Председатель Комитета Госбезопасности

Андропов.

ПРИЛОЖЕНИЕ 7. Отрывки из статьи А.С. «С Варламом Шаламовым»

Фима Жиганец пишет: "Кстати, "Иван Денисович" вообще не появился бы в таком виде без Шаламова! Я был потрясён, когда читал многостраничное письмо с советами, пометками, рассказами, правками, уточнениями... Только тогда я понял, почему именно эта вещь - фактически единственная лагерная штука, которая достойна великого писателя. Они одно время хорошо сошлись, и Шаламов многое сделал для Солженицына как писателя. Но очень скоро понял, с кем имеет дело."

Читаем в "С ВАРЛАМОМ ШАЛАМОВЫМ"

"Мы с ним оба были верные “сыны Гулага”, я хоть по сроку и испытаниям меньше его, но по духу, по отданности, никак не слабей. Это — очень стягивало нас, как магнитом.

...В один из средненоябрьских дней, когда “Иван Денисович” был только-только напечатан, мы впервые встретились в комнатушке отдела прозы “Нового мира” (Т.е. встретились впервые - уже после публикации! – А. Л.). Он был крайне взволнован событием (теперь имея в виду, что же будет с “Колымскими рассказами”): по своей болезненной манере нервно подёргивал вытянутым бритым лицом, как бы закусывал сдвинутой челюстью и размахивал предлинными руками. Из его первых фраз было: что идёт повсюду спор — будет ли мой рассказ ледоколом, таранящим дорогу и всей остальной правде, лагерной и не лагерной, либо (и Шаламов склонялся так): это — только крайнее положение маятника, и теперь покачнёт нас в другую сторону. Я, хоть и ожидал вскоре зажима меня самого — но лишь потому, что всё прочее моё обнаружится куда острей “Денисовича”, а в общем движении, я думал, прорыв продолжится и будет значительный. Нет, пессимизм Шаламова оказался верней.

В тех же днях он написал мне в Рязань длинное, пылкое письмо, если даже не назвать его отчасти нежным, хотя это так непохоже на Шаламова, но был такой дух в его письме1: “...очень-очень эту повесть хвалили. Но только прочтя её сам, я вижу, что похвалы преуменьшены неизмеримо”, “столь тонкая высокохудожественная работа мне не встречалась, признаться, давно”; “повесть эта для внимательного читателя — откровение в каждой её фразе”, “детали, подробности быта, поведение всех героев очень точны и очень новы, обжигающе новы”. О “школе Ижмы” для Шухова: “Всё это в повести кричит полным голосом, для моего уха...”— “Художественная ткань так тонка, что отличаешь латыша от эстонца”; “произведение чрезвычайно экономно, напряжено, как пружина, как стихи”. — И даже, переступая через своё глубокое убеждение об абсолютности зла лагерной жизни, признавал: “Возможно, что такого рода увлечение работой [как у Шухова] и спасает людей”.

Повод был — об “Иване Денисовиче”; а в письме том — делился он и делился нашими общими лагерно-литературными чувствами на таком пороге. Я, разумеется, теплейше ему ответил, а вскоре, по его приглашению, повидал его в Москве... "

А вот Солженицын записывает слова Шаламова об Евгении Гинзбург, о ее выдающейся книге «Крутой маршрут»: "на Колыме она занималась коммерческими операциями":

"В. Т. с большим и справедливым раздражением разносил какую-то напечатанную фальшивую книгу о колымских лагерях (не записал я автора, кажется на “К”). В этой связи заговорили о мемуарах Е. Гинзбург (тогда только 1-й части). Он резко высказывал: забвение товарищей, выпячивание себя (я сам не нашёл так, хотя и Твардовский сказал о книге то же самое); враньё (?), фальшивая душа; характер втируши, крайне (?) левые мнения, рукопись как паспорт фрондизма. Резко говорил и о ней самой: что на Колыме она занималась коммерческими операциями, а “обосновать более тяжёлого обвинения не могу” (т. е. в стукачестве). Кажется, его раздражение загорелось из-за двух её характеристик: похвальной — Кривицкому (В. Т.: он — организатор провокаций и лагерных процессов) и хулы — Владимировой (о которой Шаламов написал: “Пророчица или кликуша”).

Вот – по поводу известного письма Шаламова в «Литературную газету», опубликованного в 1972 году:

"А потом вдруг — его тягостное отречение от “Колымских рассказов” в “Литгазете” в феврале 1972: “зловонные журнальчики” (эмигрантские), “змеиная практика господ из „Посева””, “я — честный советский гражданин, хорошо отдающий себе отчёт в значении XX съезда коммунистической партии” и — “проблематика „Колымских рассказов” давно снята жизнью”... От дела всей своей жизни — так громко отрёкся...

Меня — это крепко ударило. Кто?? Шаламов?? сдаёт наше лагерное? Непредставимо, как это: признать, что Колыма — “снята жизнью”?! И помещено-то в газете было почему-то в чёрной рамке, как если бы Шаламов умер. Я в тех же днях откликнулся в самиздате. И добавил в “Архипелаг”.

Жестокий конец, как вся лагерная и послелагерная жизнь Шаламова. Да и — как устоявшееся выражение его худого желвачного лица при чуть уже безумноватых глазах.

Пополнил он ряд самых трагических фигур нашей литературы.»

И еще:

«Изо всего нашего знакомства, ни из одной встречи, никаким предчувствием я не мог предположить такое: что Шаламов меня возненавидел.

Теперь стал мне понятен и его отказ от соавторства по “Архипелагу”: “Почему я не считаю возможным личное моё сотрудничество с Солженицыным? Прежде всего потому, что я надеюсь сказать своё личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого в общем-то дельца, как Солженицын. Свои собственные работы в прозе я считаю неизмеримо более важными для страны, чем все стихи и романы Солженицына”. (Да неужели же к моей борьбе с советским режимом, никогда ни малейшей сделки с ним, ни отречения от своего написанного, — подходит слово “делец”?) "