Валентин Петрович Легачёв не имеет
громких званий. Но в городе его и без того знают многие. Он – художник.
Это его руками оформлялись столовые и холлы берёзовских предприятий,
учреждений культуры. Он воспитал целую плеяду учеников-художников:
кто-то из них в своё время покинул город, кто-то до сих пор остаётся в
Берёзовском. Одни стали известными, имена других не столь узнаваемы.
А недавно Валентину Петровичу исполнилось 80 лет.
На вопрос «Сколько всего картин вы написали?» Валентин Петрович
ответить затрудняется – тяжело поддаётся счёту сотворённое руками
художника за эти многие годы. «Пишите: более пятисот – наверняка не
ошибётесь» - ответил зять Валентина Петровича – Анатолий Александрович
Морозов.
Писал не только на продажу. Очень многое дарил – «пачками
раздавал». Сегодня картину Легачёва можно встретить где угодно: и во
многих частных домах, и на предприятиях, и в учреждениях.
- Захожу недавно в налоговую инспекцию, - рассказывает старшая
дочь Легачёва Светлана Валентиновна Чичерина, - смотрю: отцовская
картина висит. Я отцовские работы по почерку узнаю. И рамы отец сам для
своих работ делает – и рама его. Спрашиваю: откуда у вас эта картина?
Никто не знает. А сколько раз бывало в гости к кому-нибудь зайдёшь и на
стене отцовскую работу увидишь. Приятно…
«Валентин Петрович Легачёв – потомственный художник». Хорошо было
бы вот так написать, проецируя традиции семьи на отдельного
представителя рода. Хорошо было бы, только не правильно. У Валентина
Петровича не было семьи. Не было даже воспоминаний о семье. Никогда
образ матери не вставал перед глазами маленького детдомовца Вали, и
даже во сне выудить из глубин подсознания хоть какой-нибудь родной
женский образ не получалось. Нет, вспомнить мать не представлялось
возможным.
Но одно воспоминание, связанное со своей семьёй у Вали всё-таки
было. Он помнит себя очень маленьким, сидящим на русской печки и
безудержно ревущим. В доме – чужие люди в тёмной одежде, с ремнями,
перекрещивающими силуэты. Они уводят какого-то мужчину. Отца? Валя не
прекращает плакать. Всё. Это, пожалуй, единственное, что может
рассказать о своей семье Валентин Петрович.
Но он помнит, как потом его снимал с печки какой-то парень и
долго вёл просёлочной дорогой в ближайший приют для детей-сирот. По
дороге они ели хлеб и запивали водой из речки, черпая её фуражкой.
Всё его детство, которое закончилось в 15 лет, с поступлением в
профессиональное училище, прошло в детдоме города Томска. Детей здесь
было очень много «Раскулачивали, заполняли тюрьмы «врагами народа», -
вспоминает Валентин Петрович, - вот поэтому и сирот столько
набиралось...».
Однажды в детдом приехала семья художников, кажется, из Астрахани.
Они хотели усыновить ребёнка. И выбор свой остановил именно на
пятилетнем Вале. Мальчик был счастлив – новые родители ему очень
понравились. И так хотелось жить в семье!
Документы на усыновление были оформлены. Наступил долгожданный
день переезда из детдома на новое место жительства – в счастливую,
благополучную жизнь. Последний обед в детдоме – и в путь. За столом
такие же, как и он, малыши завели разговор. «Знаешь, Валька, зачем тебя
забирают? Всем известно – выбрали самого упитанного, дома ещё откормят
и того – на базар…». Кусок не полез в горло. «Как – на базар?» - «Да
так… Как порося… Всем известно…». И Валя поверил. И сильно испугался. И
когда пришли приёмные родители, готовые уже увезти ребёнка к себе, с
Валей случилась истерика – он плакал, он не хотел ехать, он
сопротивлялся, руками и ногами защищая свою жизнь, которая, как ему
тогда казалось, была в опасности. Приёмные родители были удивлены
поведением ребёнка, и им ничего не оставалось, как уехать назад одним,
без Вали.
Впоследствии Валентин Петрович часто вспоминал этот случай,
загадывая, как могла бы повернуться его судьба, не будь в его жизни
того, «последнего», обеда в детском доме.
Когда Вале исполнилось 15 лет, его и ещё нескольких воспитанников
детского дома определили в Новосибирское ремесленное училище. Дети
подросли, и их надо было обучить профессии, чтобы дальше они шагали по
дороге судьбы уже самостоятельно. В ремесленное училище ребят передал
воспитатель детского дома.
- Сопровождающих документов, - вспоминает Валентин Петрович – на
меня, видимо, никаких не было. Женщина, принимающая нас в училище,
спросила воспитателя: «Как зовут мальчика?» - «Валентин» - ответил
воспитатель. «А отчество?» - «Да пусть хотя бы Петровичем будет, меня
Петром зовут». – «А фамилия?» - «Легачёв». – «Легачёв или Легачёв?» -
«Да пишите, как знаете». Вот так я и стал – Валентином Петровичем
Легачёвым. Потом уже узнал, что Легачёв – это моя родная фамилия,
только писать её надо было с «е» - Легачёв». Дату рождения тоже
поставили приблизительную.
В училище Валентин Петрович выучился на токаря. Параллельно учёбе
он и другие студенты работали на военном заводе – изготовляли снаряды.
Жили в общежитии училища. Студенческое общежитие, а по сути – бывшая
казарма для заключённых, хорошими условиями не отличалась. Вместо
кроватей – двухэтажные нары: большие полки, на которых спали сразу по
несколько человек. И огромное количество клопов.
- Ночью в темноте, если ударить ладошкой по полу – не ошибёшься,
штуки три точно прихлопнешь, - рассказывает Валентин Петрович, - Мы
даже на стене клопами написали «Смерть клопам!». Берёшь одного и
размазываешь по штукатурке – а за ним след тянется. Вот тебе и карандаш.
Закончилась война. Наступило мирное, но не менее голодное
послевоенное время. Перед Валей, теперь уже профессиональным токарем,
были «открыты все дороги». Кем быть? Куда ехать? Определиться с выбором
помог приятель, предложивший «рвануть в Москву» к его родне, жившей в
Орехово-Зуево. До места назначения добирались как настоящие
беспризорники – на перекладных.
Всё-таки интересная штука - жизнь. Бывает, судьба делает такие
крутые повороты, что захватывает дух. А бывает, дух захватывает от тех
поворотов, которых судьба по какой-то причине не сделала, мимо которых
пронеслась её колесница. Как, например, в этой истории с несостоявшейся
приёмной семьёй. Или когда Валентин должен был отправиться в Ашхабад на
строящийся завод, куда его направили по распределению из училища.
Направили, но уехать не получилось: в Ашхабаде случилось землетрясение,
и огромный завод, едва воздвигнутый, превратился в руины. Жизнь в любой
момент могла круто поменять русло, и кто знает, куда понесла бы
Валентина его судьба. Но пути Господни неисповедимы…
В Московской области Валентин Петрович уже окончательно
определился с будущей профессией. Он всегда испытывал тягу к рисованию.
Ещё в детском доме. И может быть не случайно тогда выбор приёмных
родителей-художников пал именно на Валю – возможно, они первыми увидели
в нём божью искру, рассматривая неумелые рисунки ребёнка.
Приятелям удалось укорениться. Валентин пошёл учиться в
художественно-промышленное училище, созданное при Дулевском фарфоровом
заводе. Учился расписывать изделия из фарфора. Учился и тут же применял
свои знания на практике. Так пролетело несколько лет.
По окончанию училища долго искать работу не пришлось: в те времена
великих строек рабочие руки требовались везде. Завербовался и поехал –
в свою родную Томскую область, на строительство ГРЭС. Валентина
Петровича определили сразу на три участка. Что делать художнику на
стройке? Писать лозунги, объявления, «агитки», оформлять столовые. В
общем, работы было немало.
А в это самое время в одной из деревушек под Томском собирались в
город две подружки, одну из них звали Катя. Они поехали устраиваться на
кирпичный завод. Всё им здесь понравилось, да вот жить негде было. На
заводе девчонки познакомились с тётей Улей – одинокой женщиной,
которая, также как и девчонки, работала рамщицей. Тётя Уля согласилась
сдать деревенским девчатам угол, но предупредила, что у неё уже есть
один квартирант – художник. Вот так Валентин познакомился со своей
женой Екатериной.
Свадьба была шумной. Вся деревня гуляла. Самогон лился рекой, а
для непьющих жениха и невесты специально в ближайшем сельпо прикупили
бутылочку «красненькой». Нелюбовь к алкоголю Валентин Петрович питал
всю жизнь. Может быть, поэтому и прожили жизнь с Катериной дружно да
ладно.
- Родители всегда всё вместе делали, - вспоминает дочь Светлана. –
И в огороде вместе, и по хозяйству – вместе, и дом вот своими силами,
сами, построили. Жаль, что каких-то три года до золотой свадьбы не
дожили…
Первое время после свадьбы семья Легачёвых ездила по городам – с
одной стройки на другую. Вот так, в бесконечной дороге, родились их
дочери – Светлана и Галина. В 1959 году Легачёвы приехали в
Берёзовский. Отец устроился оформителем на строящуюся шахту
«Берёзовская» и в ДК шахтёров. Жили очень просто, небогато – впрочем,
как и все тогда. Днём Валентин Петрович выкладывал мозаичные полотна
где-нибудь в шахтовой столовой, вечером – рисовал картины дома. Тем
семья и существовала.
Работая в ДК, Валентин Петрович занимался с молодёжью – вёл
художественный кружок. Это сейчас такие объединения называются
«студиями» «школами», а раньше просто – кружок. Многие из его учеников
впоследствии посветили свою жизнь мольберту, некоторые добились
признания, как например художник Юрий Мефодьев, имя которого известно
всему Кузбассу.
Дочери Валентина Петровича пошли по
стопам отца. Младшая - Галина – преподаватель живописи, а сейчас
директор Детской школы искусств. Старшая – Светлана – хоть и стала
преподавателем по классу фортепиано, но всегда очень хорошо рисовала и
в детстве мечтала быть художником. Впрочем, здесь главное то, что дети
Легачёва – люди искусства, люди, тонко чувствующие и живопись, и
музыку. Что повлияло на это? Пример отца художника или всё-таки гены
той самой семьи, от которой не осталось ничего, даже воспоминаний? А
может и впрямь традиции рода сильней памяти одного человека, сильней
коллективизации, сильней поворотов и «не поворотов» судьбы? Может, это
незримая рука предков направляла корабль жизни своего потомка, и он
благополучно прибыл туда, куда он и должен был придти в любом случае,
независимо ни от каких обстоятельств?
Валентин Петрович не расстаётся с
мольбертом и до сих пор. Рисует пейзажи, занимается репродукциями
картин известных мастеров, общается с коллегами по кисти. Потому что
«художник» - это не профессия, это призвание, а значит, возраст здесь
не имеет значения. Художники не уходят на пенсию. Это сама суть
человека. Это смысл жизни, это то, чем человек живёт.